В. Лазурский. Путь к книге | НАЧАЛО | МОСКВА И ДАЛЬНИЙ ВОСТОК. 30-е ГОДЫ | СНОВА МУЛЬТФИЛЬМ. «ВЕЛИКИЙ УТЕШИТЕЛЬ»

По возвращении с Дальнего Востока, в 1933 году, я был принят на прежнее место. Теперь это была студия рисованных фильмов «Межрабпомфильма». Художественным руководителем ее оставался по-прежнему Иван Петрович Вано. Но штат расширился, появилось много новых лиц. Среди них были сестры Брумберг, Валя и Зина, работавшие ранее с Ходатаевыми.

Вано подбирал себе группу для работы над новым полнометражным звуковым художественным мультфильмом «Царь Дурандай». Сценарий был написан опытным сценаристом А. Л. Курсом («малюткой Курсом», как мы называли его в своем кругу за его маленький рост). Музыку писал серьезный «левый» композитор, Анатолий Николаевич Александров*. Это был рафинированно интеллигентный человек средних лет, мягкий и симпатичный. Музыка его нравилась, была современна. Когда Иван Петрович предложил мне работать в его постановочной группе, я с радостью согласился. Это было повышение — из технического исполнителя я становился самостоятельным художником-мультипликатором, мне поручалась разработка отдельных сцен и целых эпизодов. Правда, типажи всех главных действующих лиц были уже нарисованы художником Б. Покровским. Но мне приходилось рисовать фоны, строить мизансцены, приводить в движение царя Дурандая, Тетёху Прекрасную и кузнеца Силу. Рисуя ежедневно человеческие фигуры во всевозможных ракурсах, я чувствовал, что делаю заметные успехи в рисовании по памяти. Это меня радовало. Но гораздо больше увлекала «театральная» сторона дела: мультипликатору приходится ведь быть одновременно и художником, и актером, и режиссером, заставляя бумажных героев фильма не только ходить, бегать, плясать под музыку, но и вступать во взаимодействие друг с другом, плакать и смеяться, выражать жестами и мимикой свои чувства. Мне нравилась задача, стоящая перед художником рисованного фильма: вдохнуть в бумажных своих героев душу живую.

* Позже я узнал, что Анатолий Николаевич учился композиции у Танеева в одно время с Метнером и Рахманиновым. Скрябин был их современником.

Меньше всего была мне по сердцу работа над теми сценами, которые были предварительно разыграны живыми актерами, снятыми на пленку. Но это натуралистическое направление считалось в то время последним словом мультипликационного искусства, и приходилось часами просиживать за специальным станком, «эклером», над скучнейшей работой — перерисовкой натуральных движений живых актеров (тогда еще не было четкого разделения труда — художник-мультипликатор был универсалом в своей профессии).

Для озвучения персонажей мультфильма приглашались не только актеры, но и певцы. Так, например, за милую, кроткую царевну Талань пела тогда еще совсем молодая камерная певица Нина Дорлиак, обладавшая прелестным, нежным голосом. Здесь, на съемках, я и познакомился с Ниной Львовной.

Когда работа над «Царем Дурандаем» подходила уже к концу, мне поручили нарисовать к нему заглавный лист. Хотя на мультфильме за мной давно уже упрочилась репутация «знатока» шрифтов, я, как и все остальные, был в этой области совершенным профаном. Интуиция подсказала мне, однако, правильный выбор: я нарисовал заглавие «в русском стиле», использовав академическую гарнитуру, отдельные буквы которой (например, З и Р) недвусмысленно напоминают о своем несомненном родстве с прадедушкой всех русских типографских шрифтов — петровским гражданским.

Когда Льву Владимировичу Кулешову, работавшему над постановкой фильма «Великий утешитель», пришла в голову мысль снабдить вставную новеллу о Джиме Валентайне титрами, украшенными виньетками, он передал исполнение этой работы мастерской рисованных фильмов. Работа была поручена мне. Я с жаром принялся за нее.

Кулешов и Хохлова жили тогда на улице Маркса и Энгельса, неподалеку от парадных въездных ворот «Пашкова дома» — бывшей усадьбы графа Румянцева. Я принес первые эскизы к ним на квартиру, обставленную, как мне показалось, несколько старомодно.

В то время я понятия не имел, что Хохлова — внучка П. М. Третьякова и дочь С. П. Боткина. Для меня Кулешов и Хохлова были олицетворением всего нового в кино.

15, 16. Силуэты к титрам фильма Л. Кулешова «Великий утешитель». 1933

Кулешов раскритиковал мои эскизы, найдя, что в них слишком ощутим налет «стиля модерн», и посоветовал внимательно полистать журналы XIX века — века, в котором жил и писал свои утешительные новеллы О. Генри. Общий же сюжетный план картинок, иллюстрирующих текст титров, был им сразу одобрен — ему понравилась моя мысль не просто украшать титры стилизованными в духе времени виньетками, а насытить силуэтные изображения-символы ироническим подтекстом, иллюстрировать не то, что говорят Джим Валентайн и другие персонажи новеллы, а то, что они при этом думают. Дальше дело пошло как по маслу. Ввиду того, что всю работу надо было закончить в сжатые сроки, пришлось привлечь к ней еще одного сотрудника мастерской, Юру Серебрякова. Он умел искусно вырезать из бумаги маникюрными ножницами буквы довольно изящного рисунка. Все силуэты придумал, нарисовал и вырезал я. Я же компоновал их вместе с надписями. Белые силуэты и буквы выкладывались на черном фоне прямо под съемочным аппаратом.

Работа над титрами к «Великому утешителю» была этапной в моей жизни.

Во-первых, сбылась моя давнишняя мечта. Я перезнакомился почти со всеми главными участниками кулешовской группы: Ваней Новосельцевым и Галиной Кравченко, Галаджевым и Ковригиным, Файтом, Вейландом Роддом и Леней Оболенским. Я бывал на репетициях отдельных эпизодов. Это был первый опыт ставшего знаменитым «репетиционного метода» Кулешова. Особенно запомнились мне репетиции вставной новеллы о Джиме Валентайне, взломщике сейфов (Новосельцеве), вступившем на стезю добродетели из любви к дочери миллионера (Галине Кравченко). Это был маленький шедевр, спектакль, блестяще поставленный Кулешовым и не менее блестяще сыгранный в живом темпе и четком ритме всеми его исполнителями. Потом мы все вместе просматривали отснятые пробные куски и от души хохотали, когда впервые была показана на экране вся новелла целиком, смонтированная уже и со звуком. Получилось нечто совершенно новое и очень оригинальное (все это сразу почувствовали) — своего рода кинематографическая «трехголосная инвенция», в которой органически сплелись в единое целое три линии: действия актеров, их речи и иронические подтексты титров. Фильм «Великий утешитель» был довольно холодно принят широкой московской публикой. Но вставная новелла вошла в золотой фонд мировой кинематографии. Вспоминая сейчас те счастливые дни, когда шла работа над кулешовским фильмом, я благодарю судьбу за то, что и мне довелось быть ее скромным участником.

Это — во-первых.

А во-вторых, за свою работу я получил неожиданно большой гонорар, на который сшил у первоклассного портного, обшивавшего в то время всю кинофабрику «Межрабпомфильм», элегантный костюм из импортного черного материала, приобретенного в торгсине. Костюм был окрещен «Великим утешителем» и оправдывал свое название на протяжении почти двух десятилетий, пролежав всю войну в сундуке, пересыпанный нафталином. Такого элегантного и любимого костюма у меня не было никогда в жизни — ни до, ни после.,.

В последний раз я видел Кулешова в 1941 году, вскоре после начала войны, случайно встретясь с ним и Хохловой на Кремлевской набережной. Поговорив о бомбежках и о собаках,— у меня был в это время нежно любимый скочтерьер Щелкунчик,— мы распрощались очень дружески.

После войны мне ужасно хотелось повидаться с Кулешовым и Хохловой. Я все собирался и собирался отправиться к ним с визитом, да так и прособирался до марта 1970 года, когда Кулешова не стало. В том же году осенью я решился наконец навестить его вдову. Мы отправились к ней вместе с Ириной Великановой, работавшей в 30-х годах на студии «Межрабпомфильм» и учившейся, как и я, в режиссерском кружке Кулешова. Это посещение я описал, под свежим впечатлением, в письме к брату. Привожу отрывки из него:

«27 сентября мы с Ириной просидели у Александры Сергеевны Хохловой целый вечер, вспоминая то время, когда Л. В. Кулешов учил нас, молодых мультипликаторов, киноискусству.

Александра Сергеевна рассказала, между прочим, о том, что в 1962 году она была вместе со Львом Владимировичем в Париже, по приглашению ЮНЕСКО, где Кулешова попросили показать свои лучшие фильмы. Он выбрал инсценировку по рассказу Джека Лондона „По закону“ и „Великого утешителя“. Вставной эпизод (по рассказу О. Генри) в „Великом утешителе“ был особенно хорошо принят зрителями.

Хохлова сказала, что они со Львом Владимировичем вспоминали меня во время этой демонстрации, и сетовала, что я не пришел к ним, когда Кулешов еще был жив»*...

* В воспоминаниях Кулешова, вышедших в свет через пять лет после его смерти, Лев Владимирович ошибочно назвал автором «иронических виньеток» художника И. Иванова — Вано (Кулешов Л., Хохлова А. 50 лет в кино. М., 1975, с. 159). Память изменила здесь глубоко чтимому мною мемуаристу.

«Я бывал у Кулешовых в начале 30-х годов. Сейчас Хохлова живет в новой, трехкомнатной квартире на Ленинском проспекте. Но я узнавал ту же старую мебель, просиженное Кулешовым мягкое кресло, те же старые фотографии на стенах. Тогда, в 30-х годах, эта обстановка казалась мне вполне естественной и не привлекала особенного внимания. Сейчас же она воспринимается как осколок старой культуры, как нечто «мемориальное». А хозяйка все так же молода душой и учит молодых киноактеров. Она спросила нас, не видали ли мы телепередачу о ней из серии „Звезды мирового кино“, добавив иронически: „Оказывается, я звезда мирового кино“.

Я сказал: „Вы действительно звезда мирового кино“»...

Были у меня в 30-х годах мечтания о постановке беспредметного музыкального мультфильма. Мне мерещилась приведенная в движение композиция Кандинского, меняющая свою форму и колорит вместе с движением музыкальной формы и красок. Темами могли послужить и супрематические композиции Малевича. Вспоминались волшебные картины кристаллических формообразований популярной в дни моего детства игрушки — калейдоскопа. Представлялся возможным и путь, подсказанный Скрябиным (светомузыка). Но наиболее заманчивой и вполне реальной благодаря новейшей технике звукового и цветного кино, только что рождавшегося на наших глазах, казалась постановка и разработка чисто экспериментальных задач: поиски соответствующих духу и настроению музыки движущихся линий, цветовых пятен, плоскостей и объемов, их ритмизация и гармонизация. Прекрасной основой для таких музыкально-пластических композиций могли бы служить готовые уже музыкальные произведения Скрябина («Поэма экстаза»), Баха (прелюдии и фуги) или Бетховена (бархатно-черный и пурпурно-золотой марш-фюнебр, например).

Но это были поистине беспредметные мечтания. К тому же и в чисто организационном отношении «Межрабпомфильм», а вместе с ним и наша мастерская переживали кризисную ситуацию. Было не до экспериментов. Директора приходили и уходили (по выражению Маяковского), а искусство, хотя и оставалось, но вертелось на холостом ходу. Не было хороших сценариев. Не было уже и энтузиазма «первооткрывателей» у сотрудников сильно разросшегося штата мастерской рисованных фильмов. Особенно остро я почувствовал это, когда мы с Вано и сестрами Брумберг, проработав несколько месяцев над сценарием «Левши» по Лескову, собрали группу, которой предстояло трудиться над фильмом. Мы познакомили ее с планом постановки и показали эскизы, которые успели сделать, сидя в библиотеках и музеях во время подготовительного периода.

Мы, все четверо, работали с большим подъемом, не щадя времени и сил. Нам казалось, что сценарий, который мы вынуждены были делать для себя сами, не так уж плох. Каково же было наше огорчение, когда мы натолкнулись на полнейшее равнодушие тех, чьими руками предстояло делать будущую ленту. Впрочем, ставить ее не пришлось вовсе: хотя наш сценарий после бесконечных поправок и переделок и был принят к производству, по экономическим причинам начало работ откладывалось со дня на день, и в конце концов наш «Левша» лег на полку *.

* После Отечественной войны И. П. Вано вернулся к «Левше». Но эта постановка делалась уже по новому сценарию и новыми людьми, среди которых одним из главных рисовальщиков был молодой художник Аркадий Тюрин.

К этому времени я был уже «старшим художником» и ассистентом режиссера с надеждой стать вскоре и режиссером-постановщиком самостоятельного мультфильма. В принципе это было то, к чему я стремился. Но реальная обстановка складывалась совершенно бесперспективно, и приходилось задуматься над тем, что же делать дальше.

>>

<< || [оглавление] || >>